​​ПОВЕСТЬ О ГЭНДЗИ Что - опять? Да сколько можно! Неужели д...

​​ПОВЕСТЬ О ГЭНДЗИ

Что — опять? Да сколько можно! Неужели других тем в живописи ямато-э не было? Были, конечно, но для ее понимания «Повесть о Гэндзи» важна. 

Почему заказчики снова и снова просили художников изображать главы романа Мурасаки Сикибу, ведь их содержание знали прекрасно, а картинки к ним постепенно сложились в четко выстроенную иконографию? Только ли для того, чтобы любоваться героями романа? 

Дело в другом. Зачастую к главам романа подходили как к сакральному тексту, ни больше ни меньше.

Сейчас же модна тема метафорических карт? Вот «Повесть о Гэндзи» успешно играла ту же роль. Это как Книга перемен «И цзин», где гексаграммы соответствуют разным жизненным ситуациям и сценариям их развития. 

Духовность, личностный рост, осознанное существование, универсалии о человеческой природе, схемы отношений, законы жизни, любовь, смерть, политика и т.д.

Каждая из 54 глав романа представляет несколько линий, тем, эпизодов. И все это может быть метафорами, моделями, схемами. Каждая глава — это определенный сезон, настроение, регистр, мелодия, цвет (и их сочетание), запах, время жизни. 

Мы все находимся на разных этапах. Кого-то волнует тема отцов и детей, кто-то страдает от неразделенной любви, кто-то тяготится вниманием поклонников, кому-то изменяют, а кто-то жаждет славы и почестей. Для каждого нашего состояния в романе найдется свой эпизод, и даже поэтические строчки. Японская поэзия медитативна и полна скрытых смыслов. 

Таким образом иконография романа была понятна контекстуально, давала образный ряд для многих трактовок смыслов, становилась проводником в современность. 
 
Заказчики картинок гэндзи-э могли видеть в них что-то свое, понятное им, созвучное их личной драме. Заказчики просили изобразить на ширме конкретный эпизод (эпизоды) романа не просто так, выбор мог быть обусловлен некими личными обстоятельствами.

Заказчики могли даже попросить изобразить самих себя в роли кого-то из героев романа или каких-то персонажей «массовки», добавить какую-то значимую для них деталь. Так режиссер вставляет в фильм что-то, понятное только ему и его друзьям: кто в теме, поймут, а остальные не обратят внимания, что не помешает им насладиться фильмом. Конечно, спустя сотни лет определить такой личностно-ориентированный контекст практически невозможно (зато можно отождествить себя с кем-то из героев на картинке по той же логике).

Так что «Повесть о Гэндзи» — это не просто история о блистательном принце и его современниках. Это — проводник к духовным практикам. Как колода Таро (простите мне такое сравнение, зато понятно). Это коды готовых символов, знаковая система, способ коммуникации. Это аллюзии, отсылки, аллегории, пласты скрытых смыслов.  

Берете с полки книгу, открываете определенную страницу, читаете определенную строчку. Все. Гадание свершилось. Все же играли в такое? А в печеньках с предсказаниями на бумажках все же пытались найти что-то «особое», соотносимое только с нами? 

В общем, если выразиться очень утрированно, то роман Мурасаки Сикибу можно было использовать как источник готовых схем, ситуаций, судеб.  
  
Об этом и о многом другом мы говорили на лекции «Иконография произведений «Повесть о Гэндзи» и «Повесть об Исэ»».

О том, что текст «Повести о Гэндзи» мог выполнять сакральную функцию и коммуницировать разные «современные» смыслы — в статье Beyond Narrative Illustration: What Genji Paintings Do, Melissa McCormick

Иллюстрация — маленький фрагмент ширмы. В образе Мурасаки Сикибу изображена (как считают) Мадэнокодзи Фусако (умерла в 1580), жена императора Огимати (1517-1593).