По основным призам Каннского фестиваля можно изучать главные...

По основным призам Каннского фестиваля можно изучать главные вехи истории кино: совпадений больше, чем расхождений. Одним из главных авторов, вписанных в каннский пантеон и в историю фестиваля, стал Тарковский. Он был далеко не единственным советским режиссером, чьи работы показывались в Каннах, но триумфа «Журавлей» Калатозова не повторил никто. Даже Сергей Юткевич, бывший здесь «своим человеком» и не раз заседавший в каннском жюри, дважды получивший награду за режиссуру («Отелло», 1956) и «Ленин в Польше», 1966), до «Золотой пальмовой ветви» предсказуемо не поднялся. Как и Григорий Чухрай, и Лев Кулиджанов – представители первого «оттепельного» поколения. И самый молодой из них – Георгий Данелия с фильмом «Я шагаю по Москве». Советскую «новую волну» 1960-х фестиваль ухитрился почти не заметить, а Кончаловского открыл только в конце 70-х, когда в конкурсе показали «Сибириаду». Это во многом объяснялось тем, что советское кинематографическое начальство в ту пору само навязывало Каннам угодные ему фильмы, и только с приходом программного директора Жиля Жакоба был отработан самостоятельный принцип конкурсного отбора.

Именно на Тарковском старая архаичная система себя окончательно скомпрометировала. За исключением «Соляриса», ни один из его фильмов, снятых в СССР, до каннского конкурса не добрался – ни «Андрей Рублев», ни «Зеркало», ни «Сталкер». «Рублев» все же прорвался огородами и был несколько раз показан вне конкурса на фестивале 1969 года – при переполненных залах. Не удивительно: у фильма уже была репутация самого дефицитного «товара» made in Russia. Еще в 1966-м западноберлинская кинопрокатная фирма «Пегасус Фильм» и французская «ДИС» вознамерились купить картину, а прокатчик Алекс Москович после просмотра, организованного для них в Москве, в потрясении произнес: «У нас в руках каннский Гран-при!» Но в Госкино были очень недовольны фильмом и убеждали Тарковского в необходимости многочисленных переделок. Особенно усердствовал один из руководителей ведомства Владимир Баскаков.

Вывезти «Рублева» в Канны пытались директор фестиваля Робер Фавр ле Бре и министр культуры Франции Андре Мальро, в кампанию по поддержке картины включились популярные кинематографисты — Робер Оссейн, Симона Синьоре, Ив Монтан, Марина Влади, Анук Эме. Но безрезультатно: на конкурс Каннского фестиваля 1966 года Москва послала фильм Юткевича «Ленин в Польше». Не дали «Рублева» французам и в последующие два года, что еще больше подогрело ажиотаж. А в 1969-м, согласно рассказу тогдашнего представителя «Совэкспортфильма» во Франции Отари Тенейшвили, советские чиновники продемонстрировали ловкий, как им казалось, дипломатический ход: заявили, что поскольку картина продана во Францию, Советский Союз, видите ли, утратил право выставлять ее в конкурс фестиваля. Какая кристальная честность и протокольная пунктуальность! И тогда французы выставили «Рублева» сами вне конкурса. Это событие вызвало настоящий ажиотаж, стало мировой сенсацией, которую, впрочем, скрывали от советских зрителей и читателей: наши корреспонденты в Каннах как воды в рот набрали.

Самого Тарковского на этом фестивале, конечно, не было, и первый раз он приехал в Канны в 1972 году – на премьеру «Соляриса» — и получил Гран-при жюри. А «Золотую пальмовую ветвь» разделили пополам и отдали, согласно повестке того момента, двум остро политическим итальянским картинам. Вот комментарий Тарковского: «…итальянские политические фильмы, которые делаются на американские деньги, — ну разве это не смешно? Та же самая коммерция!». Недоумение режиссера вызвал и приз жюри фильму «Бойня N 5»: он счел экранизацию этого «грандиозного романа» откровенно плохой.

Крайне скептическое отношение Тарковского к Каннскому фестивалю зафиксировала Ольга Суркова в своих записных книжках. «Уровень фестиваля просто чудовищный, — говорил он. – О состоянии кино мои мысли не изменились: в мире правит коммерческий кинематограф, все хотят понравиться зрителю во что бы то ни стало – все, даже Феллини…Смотреть большую часть картин просто невозможно.