Последние публикации Плахов

Слишком рано, слишком поздно Умер Саша Киселев. А мы помним конец 1980-х годов, когда он только родился – в профессиональном смысле. Это было первое поколение кинокритиков, получившее возможность писать свободно, без самоцензуры. Саша прекрасно этим воспользовался, став одним из эталонов «новой критики». Но – достаточно скоро отошел в тень. Правда, успел – в соавторстве с Мариной Дроздовой – поработать как сценарист, режиссер, архивист, однако с головой во все это не погружался. Был лишен и честолюбивых амбиций, и страсти к интригам, и желания с кем бы то ни было соревноваться, слыть властителем умов. Знал себе цену и предпочитал тихие радости жизни вне гущи событий и возбужденной толпы. Буду помнить наши нечастые встречи с Сашей и Мариной «на фестивальных орбитах» -- в Венеции, Берлине и особенно в Каннах: место, которое он любил как город для жизни, а не для фестивальной беготни. И мы, глядя на него, на какое-то время отключались от сумасшедшего ритма, заражались гедонистическим, почти обломовским способом существования. Когда уходят люди старше тебя, мы воспринимаем это как данность. Когда моложе – говорим: слишком рано. Но тут я вспоминаю Жиля Делеза, анализирующего фильмы Лукино Висконти через призму рефрена: слишком поздно. Саша Киселев мог жить в Серебряном веке, легко представить его и в другие романтические эпохи. Но ему досталось время усталого постмодерна: ирония, стеб и «как бы высказывания». Он быстро овладел этим искусством, а дальше ему стало неинтересно. Светлая память…

Поверить геометрией гармонию Уезжаю из Лутраки с новыми впечатлениями. Даже традиционная для греков чашечка кофе стала дорогим удовольствием порядка четырех евро – дороже, чем в Германии. После пережитого Грецией экономического коллапса, пандемии короновируса и новой волны уже пан-европейского кризиса цены здесь взлетели до небес. Зато Евросоюз спонсирует разные проекты по «улучшайзингу» инфраструктуры различных греческих городов и городков. Вот и Лутраки кое-что перепало: не что-то, а внушительная сумма на благоустройство набережной. Не хочу оперировать цифрами (хотя они опубликованы), а также слухами о том, кто и как «освоил бюджет», сколько «положил в карман»: они сопровождают любое затеянное дело по городскому благоустройству. Предпочитаю остаться в сфере эстетики и чувства прекрасного, столь свойственного древним грекам. Их потомки не переняли в полной мере этого качества, архитектура и дизайн современных греческих городов оставляют желать лучшего, и тем не менее… Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. За две зимы и два лета строители раздолбили старую набережную, покрытую мозаичной мраморной плиткой (да, потрескавшейся, да, частично выбитой) и закатали территорию огромными бетонными квадратами-- практически в асфальт. Там, где хаотично располагались разномастные, но очень милые таверны, каждая со своим лицом, теперь выстроились по безупречно прямой линии, выложенной камешками на асфальте, унифицированные стеклянные коробки – то ли аквариумы, то ли лабораторные колбы. Они неотличимы одна от другой, а новый архитектурный проект не позволяет никаких броских вывесок – разве что поместить название кафе или таверны где-то в уголочке некрупным шрифтом. В них по-прежнему вкусно кормят, но домашний дух ушел вместе с вырубленными деревьями (некоторые прорастали прямо через крышу заведения) и копошащимися под ними котятами. Приехав сюда после не столь уж долгого отсутствия, я не узнал Лутраки. Поговорил с местными жителями – большинство на радо архитектурным переменам. Говорят, лет через двадцать все опять будут перестраивать и стеклянные коробки снесут. Правда, знакомая прогрессивно мыслящая аптекарша сказала, что ей нравится четкая прямая линия, по которой она каждое утро следует к месту работы. Наверняка девушка права: нечего цепляться за архаику и эклектику, а гармонию нужно поверять если не алгеброй, то геометрией. С мыслью о неумолимой силе прогресса бреду по набережной, где вместо старомодных фонарей торчат новенькие минималистские, похожие на виселицы. Отвожу взгляд от «прямой линии» в сторону моря и коринфского Акрополя, который хорошо виден на берегу залива. О счастье, тут, кажется, ничего не изменилось с мифологических времен Сизифа, царя и строителя Коринфа, после смерти обреченного высшими силами на «сизифов труд».

ЛЕОНИД ДЕСЯТНИКОВ - 70. Многообразное и всегда утонченное творчество композитора обогатило мировую музыкальную культуру, а также кинематограф. По существу он стал соавтором наиболее важных фильмов постмодернистской новой волны -- "Подмосковные вечера", "Затерянный в Сибири", "Серп и молот", "Кавказский пленник", "Москва"...Список можно продолжить, он не закрыт и дополняется по сей день: "Олигарх", "Космос как предчувствие", "Пленный", "Медея", "Ван Гоги"... Поздравляем Леонида! Ждем новых свершений!

ЛИВ УЛЬМАН СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ О главной актрисе Бергмана и одном неудачном тосте Европейская киноакадемия объявила о решении наградить почетным призом за вклад в мировой кинематограф актрису Лив Ульман. Пополнится ее коллекция наград, за семь десятилетий карьеры полученных во Франции, Италии, Испании, скандинавских странах и в Голливуде, включая две оскаровские номинации. Норвежка Ульман родилась в Токио совсем незадолго до Второй мировой войны, выросла в Канаде, училась актерскому мастерству в Лондоне, вышла на театральные подмостки в Норвегии, с успехом выступала и на Бродвее. Самые знаменитые роли сыграла в фильмах шведа Ингмара Бергмана, великого режиссера, с которым ее связал бурный творческий и личный роман. Среди этих ролей — скрипачка Ева, чью жизнь рушат болезнь и война (картина «Стыд»); Мария, которая провожает в последний путь умирающую сестру, в фильме «Шепоты и крики»; переживающая семейный кризис Марианна в «Сценах из супружеской жизни»; психиатр Йенни, страдающая ментальным расстройством («Лицом к лицу»); Эва, дочь знаменитой пианистки с неизжитой детской травмой, в «Осенней сонате». А все началось с самой первой работы Ульман в «Персоне» Бергмана. Ее героиня актриса Элизабет Фоглер, остро реагируя на несовершенство мира, внезапно замолкает и становится немой. Из этого оцепенения ее пытается вывести медсестра Альма. Фильм породил сотни толкований — от социально-политических до психоаналитических. Иконой мирового кино середины ХХ века стал кадр с двойным портретом Лив Ульман и ее партнерши по фильму Биби Андерссон, на котором их лица, их личности, их «персоны» сливаются и перетекают друг в друга. Идея двойных портретов захватила воображение Андрея Тарковского, который частично реализовал ее в «Зеркале». Бергман был его кумиром, именно про Лив Ульман он думал как про идеальную исполнительницу главной роли, пока не встретил Маргариту Терехову. Ульман и в дальнейшем осталась ключевой актрисой Бергмана, вписавшись в галерею его героинь, ярко индивидуальных и в то же время похожих, словно сестры,— возможно, благодаря общему скандинавскому генотипу. А потом она стала режиссером, продемонстрировав глубокое понимание возможностей бергмановского метода, приложимого к самому разному материалу. В фильме «Софи» Ульман рассказывает о еврейской семье мидл-класса, в картине «Кристин, дочь Лаеранса» берет за основу норвежский эпос, а в «Личных беседах» экранизирует мемуары Бергмана. На сцене ставит «Трамвай "Желание"» с Кейт Бланшетт. Как и другие актрисы лучшей эпохи кино, Ульман пришла к солидному возрасту, но не осталась реликтом благодаря многообразию и силе своей личности, способности развиваться и меняться. Эту силу и это многообразие трудно было угадать в ее бергмановских ролях, доминантой которых казались хрупкость, ранимость, виктимная женственность. Ульман давно освоила феминистский дискурс. Однажды она возглавляла жюри ММКФ — и мы оказались за одним столом в московском ресторане. Вдохновленный бергмановскими женскими образами, я произнес тост, который вызвал подозрение у Лив. Когда обед закончился, она украдкой спросила у переводчицы, что имел в виду Андрей. Та сказала: «Ну, что женщины, снимавшиеся у Бергмана, красивы, талантливы и во многом благодаря им мы так любим эти фильмы…» На что последовала реплика: «Но это же мужской шовинизм!» В этом грехе, впрочем, Бергмана упрекали еще полвека назад. А я с тех пор осторожен в произнесении тостов. https://www.kommersant.ru/doc/8117272

Хочу напомнить об этом замечательном режиссере, умершем два года назад. о котором часто незаслуженно забывали...Очень рекомендую его фильмы, кто не видел. ТЕРЕНС ДЭВИС (ТЕРРЕНС ДЭЙВИС) 1945 – 2023 Выдающийся кинематографический ретро-стилист, один из самых тонких режиссеров британской школы. Он ушел тихо – как и жил. Один из его фильмов назывался «Далекие голоса, тихие жизни» (1988). Потом были «Неоновая Библия» (1994), «Глубокое синее море» (2011), «Песнь заката» (2015), «Благословение» (2021). "Глубокое синее море" поставлено по классической пьесе Теренса Рэттигана. Дэвис с присущим ему искусством целомудренной ностальгии ухитряется показать жизнь Британии после Второй мировой войны, на закате имперских традиций и ценностей. В эту атмосферу помещена история адюльтера — обреченной любви супруги верховного судьи к травмированному войной молодому пилоту. Героиню, британскую Анну Каренину, играет Рейчел Вайс, впервые показавшая себя большой актрисой. "Песнь заката" — антивоенная ретродрама, в центре которой шотландская фермерская семья. Едва вырвавшись из-под гнета отца-тирана, молодая героиня вскоре опять попадает в порочный круг насилия. Ее любящий муж после закалки в горниле Первой мировой превращается в такое же бесчеловечное чудовище, каким был отец. С нехарактерной для Дэвиса плакатной резкостью показано, как яд милитаризма под влиянием государственной и церковной пропаганды проникает в поры деревенской общины, до основания пожирая ее. Дэвис всегда был поглощен субъективным переживанием прошлого, кристаллизацией «утраченного времени». Для фильма «Благословение» он выбрал сюжет жизни поэта Зигфрида Сассуна, прошедшего через ад Первой мировой войны и ставшего ментором многих крупных фигур модернизма — таких, как Уилфред Оуэн. Эта чрезвычайно насыщенная жизнь была соткана из противоречий: еврейские корни и имя Зигфрид, данное будущему поэту в честь героя опер Вагнера; пацифистская ненависть к войне и проявленная на ней невероятная, на грани безумия, смелость; многочисленные гомосексуальные связи и поздняя женитьба вкупе с обращением к религии. Фильм Дэвиса, наполненный и словесной, и визуальной поэзией, совсем не похож на канонический байопик. Это скорее сеанс кинематографической магии, побуждающий вспомнить Тарковского и других великих кинематографистов. В то же время это чисто английское произведение, сочетающее гротеск, декаданс, эксцентричность и классическую, в высшей степени добротную постановочную традицию. В самом лучшем виде представлена здесь британская актерская школа: героя в молодости играет Джек Лауден, в старости — Питер Капальди. Но главное достоинство картины, ставшее дефицитным в современном кино,— то, что можно назвать стопроцентно авторской режиссурой.